— Возможно.
— Есть или нет?
— Возможно, — повысил голос Дронго.
— Говорите, черт вас возьми! — закричал генерал.
— Идите вы к черту! — разозлился Дронго. — Я вообще откажусь от расследования, если вы будете со мной так разговаривать.
Потапов замолчал, тяжело дыша. Но потом вдруг схватил журнал, лежавший на столе, достал из кармана ручку и написал фамилию через весь журнал. Ту самую фамилию, которую ему в ресторане написал Аркадий Глинштейн. Генерал молча протянул журнал сидящему перед ним человеку. И, когда Дронго прочитал фамилию, схватил журнал снова и сорвал обложку, где была написана фамилия. Потом достал зажигалку, поджег лист бумаги и, пока он горел, мрачно смотрел в пепельницу. И лишь разворошив пепел, он посмотрел на Дронго.
— Сильно, — сказал тот, — очень сильно. Во всяком случае, это многое объясняет. В том числе и ваше нетерпение.
Он не стал договаривать, но оба собеседника понимали друг друга. Если заказчик расследования уже знал главную фамилию подозреваемого в организации убийства, то зачем он поручал искать его, нанимая аналитика и обещая выплатить ему фантастическую сумму в миллион долларов? Ответ напрашивался сам собой. Только в случае настоящих, абсолютно проверенных доказательств можно будет возбудить уголовное дело. И заместитель руководителя ФСБ боится называть эту фамилию даже на конспиративной квартире, опасаясь, что кто-нибудь может услышать о готовящейся акции против подозреваемого.
Дронго все понимал. Его наняли не просто для расследования. Все, почти все знают и понимают, кто мог организовать убийство Миронова. Почти все знают и фамилию главного организатора этого убийства. Но назвать фамилию — значит бросить вызов, начать изнурительную и очень опасную борьбу не только с тем человеком, который стоял за этим убийством, но и с силами, стоящими за его спиной. Такую миссию «Матросова», бросившегося на амбразуру, никто не хотел принимать на себя. И потому с общего согласия был нанят лучший аналитик, не имеющий никакого отношения к спецслужбам России, чтобы в случае удачи присвоить себе все лавры победителей, а в случае неудачи свалить все на голову нерадивого сыщика.
— Теперь вы понимаете, насколько мы нуждаемся в ваших услугах? — очень серьезно спросил генерал. — Все не так просто, Дронго. Одно дело знать, а другое доказать. Даже если я знаю, что кто-то сукин сын, то это я еще должен доказать. А вот если я сумею доказать… Тогда все будет в порядке. Но мне нужны точные, сильные, неопровержимые доказательства.
— Вы не можете перевести свое знание в мир реальных фактов? — холодно осведомился Дронго. Ему совсем не нравилась ситуация, в которую он попал. Такое с ним случилось впервые в жизни. Да, наверно, подобного не было ни у одного аналитика, расследующего столь сложные преступления. Большинство людей, знающих убитого, абсолютно точно вычислило и организатора этого убийства. Но вычислить — не доказать. Значит, на долю Дронго оставалось самое трудное — обвинить подозреваемого в убийстве и сделать это, подкрепив свои обвинения убедительными фактами. Только в этом случае генерал Потапов и те, кто стоял за его спиной, могли бы надеяться, что сумеют победить в той трудной схватке, которая им предстояла.
По существу, речь шла не об убитом журналисте, который, несмотря на огромную популярность, стал пешкой в этой игре. Речь шла о самом государстве, в котором не на жизнь, а на смерть схлестнулись несколько групп ведущих политиков, каждая из которых стремилась обрести наибольшее влияние, а значит, и занять руководящие посты в государстве. Обретению этого влияния и послужил бы показательный процесс над организаторами убийства журналиста Алексея Миронова. Но никто не хотел брать на себя ответственность за право первого удара. Эту роль «ударной пешки», вскрывающей фронт противника и неизменно погибающей при этом, отвели Дронго.
— Поэтому мы и предложили вам самому перевести эти подозрения в мир реальных фактов, — усмехнулся генерал.
— Что вы хотите? — прямо спросил Дронго. — Скажите мне конкретно, что именно вам нужно?
— Факты, — упрямо повторил Потапов, — только подкрепленные конкретными доказательствами, убедительные факты. Не слухи, не разговоры, не предположения. Такого добра хватает и у нас. Только факты. Неопровержимые факты. И вы получите свой гонорар.
— Либо деньгами, либо пулей, — закончил за него Дронго.
Генерал посмотрел на него. Помолчал. Потом криво усмехнулся и спросил:
— А вы хотели получить такой гонорар без риска для жизни? Так не бывает, Дронго. Так просто не бывает.
— Это я уже понял, — кивнул Дронго, — у вас ко мне все?
Потапов постучал по столу, где лежал журнал с вырванной обложкой. Выразительно сказал:
— Я думаю, что вы меня поняли.
— А я думаю, что вы меня нет. — Дронго встал и, не дожидаясь, пока высокий гость поднимется, кивнул ему на прощание, выходя в коридор.
Сидевший за столом генерал еще раз усмехнулся, потом, немного подумав, озабоченно взял журнал и на всякий случай вырвал следующую за обложкой страницу, решив подстраховаться.
Дронго медленно шел по улице. Свернул за угол. Он сразу почувствовал, что за ним следят. Это было какое-то непонятное чувство, обостренное постоянной настороженностью и подозрительностью. Пройдя еще несколько шагов, он резко свернул в подъезд и только затем выглянул, заметив остановившуюся рядом с домом машину. Это была Лена Суслова. Он вышел из подъезда и, ни слова не говоря, сел в автомобиль.